– Когда ты собиралась сказать, что я стану отцом? – взгляд моего бывшего спускался с моего лица на округлившийся живот…
— Что случилось? У нас какой-то праздник? Почему Зоя Леонидовна пронеслась с доставкой из ресторана? — застываю посреди коридора со шваброй в руках, когда мимо меня промчалась главврач и громко хлопнула дверью ординаторской.
— А ты не слышала что ли? — зевает Марина, она сегодня в ночную работала, сейчас ее смена закончилась и она засобиралась домой. — Шишку какую-то столичную привезли к нам в отделение.
— Откуда у нас в глуши взяться шишке столичной? — спрашиваю и кладу руку на живот, когда чувствую как малышка пинается внутри.
Еще немного и я смогу увидеть ее, подержать на руках. Даже не верится. До сих пор не могу осознать, что скоро стану матерью.
— Так в ДТП на трассе попал, тачка перевернулась, но мужику повезло. В рубашке родился. Вот на скорой его к нам и привезли. Теперь главврач вокруг него вьется и глаз не спускает.
— А, она же пыталась нам денег из бюджета на ремонт выбить, но отказали, — догадываюсь я.
— Ты такая наивная, Машка. Зоя Леонидовна у нас незамужняя женщина, которая не прочь не только богатого мужика закадрить, но и уехать с ним в столицу, — качает головой Марина.
— Не выдумывай, — смеюсь. — Романов что ли перечитала?
— Да я правду говорю. Ты бы тоже себе мужика присмотрела. За тобой столько пациентов бегало, специально тут сидели дольше, чем положено.
— Боюсь, мой живот уже всех распугал, Марин.
— Ты в декрет-то когда? — Марина сразу же становится серьезной. — Ты бы не перенапрягалась так. Все-таки срок уже не маленький, — встревоженно разглядывает меня и я понимаю, что она права. Но что я могу поделать?
— Еще две недели и смогу оформить декретный отпуск. Так что не переживай за меня.
Марина кивает.
— Ладно, побежала я домой. Держись тут.
Марина уходит, а я продолжаю мыть пол в коридоре. Санитарка — не работа моей мечты. Совсем не то, к чему я стремилась. И платят чертовски мало. Но выбора особого у меня сейчас нет.
— Простите, у вас не найдется зарядки для телефона?
Я вздрагиваю от голоса мужчины и замираю на месте со шваброй в руках.
Мне, наверное, показалось.
Максима просто не может быть здесь.
— Эй, глухая что ли?
Снова этот голос. Пронзает до глубины души и вызывает вибрацию во всем теле.
Я не знаю что делать. Если я буду игнорировать он же просто уйдет, правда?
— Зарядка говорю есть? — уже более раздраженно.
Он касается моего плеча, чтобы привлечь мое внимание, а я чувствую как начинаю задыхаться.
Теперь ясно что за «столичная шишка» к нам в отделение залетела.
Почему судьба нас снова вместе сводит? Почему сейчас, когда мои чувства к нему наконец-то притупились и я заставила себя жить дальше без него?
Я медленно поворачиваюсь, и моё сердце на мгновение замирает. Передо мной стоит Максим, в больничной пижаме, слегка взъерошенный, с гипсом на руке, с перемотанной головой. Его лицо выражает удивление.
Я так давно его не видела, что его вид вызывает внутри меня нарастающую боль.
Мне кажется, что в этот момент время вокруг нас словно останавливается. Мы смотрим друг другу в глаза и, о боже, как сильно я по нему скучала. Скучала, несмотря на то, что он бросил меня. Бросил, не попрощавшись, ничего не объяснив. Бросил, не зная о том, что я беременна. От него. Меня такая тоска берет, но вместе с тем и злость.
Я должна ненавидеть его, а не таять от его присутствия.
Он внимательно рассматривает меня и опускает взгляд ниже. На выпирающий живот.
— Маша? — его удивление сменяется шоком, он делает шаг ко мне, его глаза расширяются. — Ты беременна? Какого?
Конечно же он не дурак, легко сложить один плюс один, чтобы понять, что ребенок его.
Это приводит меня в чувство. Страх расползается по венам, я понимаю, что в его силах сделать с нашими судьбами все, что ему вздумается. Даже забрать ребенка.
Поэтому я собираю в кулак всю свою силу воли и невозмутимость, чтобы ровным холодным тоном сказать:
— А что тебя удивляет, Максим? Ты думал, что я буду страдать по тебе еще несколько лет? Ну, прости, что так быстро залетела от другого и вышла замуж.
Я поднимаю перед собой правую руку, как бы демонстрируя кольцо на безымянном пальце, которого на самом деле нет.
— Эх, — хмурюсь, — снова кольцо на умывальнике в уборной забыла. Если тебе что-то нужно, обращайся непосредственно к главврачу.
В его глазах вспыхнула злость, но и в тоже время я замечаю в его взгляде недоверие. Он неотрывно смотрит на меня. Не верит? Я бы тоже не поверила.
— Ой, Максим Николаевич, зачем же вы встали? Вам ведь отдыхать после таких травм нужно! — меня спасает Зоя Леонидовна.
Она подбегает к Алмазову и хватает его за руку, заглядывает в глаза, убеждая, что позаботится о нем и достанет все что ему нужно.
Я пользуюсь этой заминкой и сбегаю. Вместе со шваброй. Оставив ведро посреди коридора.
Меня всю трясет от этой встречи. Я закрылась в тесной подсобке, подальше ото всех, чтобы переварить случившееся.
Не то чтобы я боялась Максима, нет. Просто мне до сих пор больно. Я не могу отпустить его. Не могу понять его. Не могу смириться с тем, что он так просто оставил меня, после всего что между нами было.
У меня даже не было шанса сказать ему о своей беременности. Хотя, ладно, я знала где он живет. Но не пошла к нему. Боялась. До жути. Скандалов, обвинений со стороны его дочери. Некогда моей лучшей подруги. Которая теперь меня ненавидит всем сердцем.
Мы были как сестры, но я предала ее доверие.
Понял ли Максим, что я соврала?
Даже если нет, уже через час ему на стол могут положить папку со всей информацией обо мне. Вплоть до того, какой гинеколог ведет мою беременность.
Хотела бы я чтобы это случилось?
Определенно нет.
Своим молчанием и равнодушием он показал свое отношение ко мне.
Знал ли он, что моя мама умерла? Понимал ли, как мне сложно было без поддержки? Осознавал ли насколько сильно сначала привязал меня к себе, а после ранил?
Я чувствую как у меня в груди бешено бьется сердце и я начинаю задыхаться.
Нужно успокоиться.
Ничего не произошло.
Ему плевать на меня, на мою жизнь и беременность.
Я для него ничего не значу. И ребенок — тоже.
Где-то через час к зданию больницы подъезжает несколько тонированных внедорожников. Мужчины в черных костюмах, не обращая ни на кого внимания, идут по коридору.
Люди Алмазова, догадываюсь я.
Один из них внезапно останавливается и оборачивается, смотря прямо на меня.
Я вытягиваюсь как по струнке.
Моргаю несколько раз.
Он меня узнал. Я его тоже.
Он привозил мне несколько раз продукты, возможно, даже, присматривал за мной, когда я этого не знала.
Несколько секунд он не сводит с меня взгляда, потом отворачивается и догоняет остальных.
Напряжение спадает.
Я иду в ординаторскую, чтобы отпроситься. Впервые собираюсь воспользоваться своим положением, сославшись на плохое самочувствие.
Но меня ждет неприятный сюрприз.
— Маша, отнеси обед нашему вип-гостю, — Зоя Леонидовна смотрит на меня недовольно, перекладывая блюда из боксов на белоснежные тарелки, которых в столовой больницы явно не водится.
— Но почему я? — спрашиваю испуганно. — Я вообще пришла отпроситься, мне очень плохо, Зоя Леонидовна. Голова кружится и в жар бросает.
Для убедительности тру виски и присаживаюсь на стул.
— Это распоряжение от ВИПа. Так что будь добра, сделай все нормально и не опозорь нас. Закатила тележку в его палату, улыбнулась и вышла оттуда. Потом можешь быть свободна, — она говорит это таким тоном, что я не смею перечить. Она и сама не рада такому распоряжению «ВИПа».
Я молча киваю, чувствуя, как подступает паника. Внутри всё переворачивается. Как я могу пойти к нему? Собравшись с силами, я беру тележку с обедом и направляюсь в палату.
Рядом с дверью стоит охрана. Увидев меня, пропускают без вопросов.
Входя в палату, я замираю у двери. Максим сидит на кровати, его взгляд прикован к телефону. Услышав звук двери, он поднимает глаза и на мгновение застывает. Его лицо не выражает ничего, кроме лёгкого раздражения.
— Ваш обед, — говорю я, стараясь не выдать дрожь в голосе.
Максим кивает, откладывая телефон в сторону. Он изучает меня взглядом, будто увидел впервые.
— Спасибо, — отвечает он, его голос звучит ровно, без эмоций.
Я закатываю тележку в палату, ставлю тарелки на столик рядом с кроватью. Руки дрожат, и я стараюсь сосредоточиться на своих действиях, чтобы не уронить что-то. Максим продолжает молча смотреть на меня, его взгляд становится всё более напряжённым.
— Почему ты здесь, Маша? — наконец говорит он, и я замираю, услышав своё имя из его уст.
Облизываю пересохшие губы, ставлю на столик кувшин с водой.
— А где еще я должна быть? — спрашиваю, не смотря на него. Хотя очень хочется.
— Я оставил тебе квартиру и деньги, чтобы ты ни в чем не нуждалась и спокойно закончила учебу. Ты ведь так упорно училась и стремилась к этому, так почему разрушила все браком с каким-то идиотом и беременностью? — в его словах я улавливаю обвинения.
Квартиру? О чем он?
Максим, наверное, замечает что-то в моем выражении лица, поэтому склоняется ко мне ближе и проникновенным голосом спрашивает:
— Ты же открыла мой подарок, Маша? Видела документы на квартиру?
Я бы предпочла не знать что там было.
Во рту появляется горечь и сердцу снова больно.
Он продумал все наперед. Еще до того, как Оля застала нас вдвоем в полуголом виде на его диване.
Он хотел меня оставить, откупившись квартирой.
— Твой подарок именно там, где ему и место — в мусорном ведре, Максим, — медленно и с нажимом произношу каждое слово. — И не нужно осуждать ни меня, ни мой выбор. В конце концов, ты ни капли не лучше, чем отец моего ребенка.
Я бросаю на него уничижительный взгляд и пулей вылетаю из палаты, напрочь забыв о тележке.
Мне душно и от жары на улице, и от близости Алмазова. Воспоминания нахлынули с новой силой.
Наша первая встреча, его ужасное отношение ко мне первое время, и нежность, с которой смотрел и брал меня позже.
А через два месяца у нас родится дочь. И я буду беззащитна вместе с ней перед Максимом.
Он прав в одном — меня здесь не должно быть. Я столько прошла и так старалась не для того, чтобы полы мыть и утки менять за пациентами.
Я должна хвататься за шансы и использовать их ради своего ребенка.
Поэтому я спешу домой. Вытягиваю нижний ящик в письменном столе и копаюсь в его содержимом. Где-то здесь должна быть визитка человека, который назвался моим отцом.
Он появился, полгода назад. После смерти моей матери. Я все эти годы понятия не имела кто он и предпочла бы и дальше слепоту, вместо прозрения.
Он дал мне свою визитку, я собиралась ее выбросить, но потом мне стало интересно узнать, кем был тот человек. Поэтому я сохранила ее, а чуть позже поискала информацию о нем в интернете.
Он был успешным бизнесменом и порядочным семьянином. Оказалось, что по линии отца у меня есть еще две сестры. Одна из них старше меня на шесть лет. Это значит, что мама таки связалась с женатым мужчиной и мне очень сложно в это поверить. А еще мне больно за нее. Сколько всего она прошла и ни разу со мной не поделилась.
Позже он еще несколько раз пытался выйти со мной на контакт, но я отказывалась с ним о чем-либо разговаривать.
Но сейчас я вдруг поняла, что должна его использовать. Он задолжал мне двадцать четыре года жизни. Мне и моей матери. Так пусть расплачивается.
— Алло, — слышится по ту сторону телефона уставший голос.
— Здравствуйте, это я… в смысле, это Маша, ну… ваша дочь… — кто бы знал как тяжело мне даются эти слова. Но ради ребенка я пойду и не на такое. Максим никогда больше не сможет упрекнуть меня ни в чем.
Максим
Я сижу в машине и все внутри разрывает на части.
Я хочу увидеть ее.
Снова.
Беременная она выглядит такой нежной и привлекательной.
Она до сих пор перед глазами. Длинные ресницы, пухлые губы, округлившийся животик.
Беременность ей идет.
Неужели и в самом деле замуж выскочила? Когда успела? За кого?
Хочется сейчас же узнать его адрес и придушить сученыша. За то что посмел прикоснуться к ней, за то, что ребенка ей сделал.
Блять, мне стоит успокоиться.
Прямо сейчас.
Рука под гипсом чешется и мне хочется содрать его к чертовой матери. А еще попросить водителя повернуть обратно. Поваляться в больничке с месяц, чтобы ее каждый день видеть.
— Максим Николаевич, мне показалось, или я видел в больнице ту девушку, за которой приглядывал полгода назад по вашей просьбе? — у Никиты сегодня, похоже, недержание. Обычно без надобности рот не открывает. — Я имею ввиду беременную санитарку.
— Тебе показалось, — раздраженно произношу я, а уже через минуту отдаю приказ. — Найди мне о ней все что можно. Что делала последние полгода, за кого замуж выскочила, какой срок беременности. Найди мне копию ее медкарты.
У меня есть смутное подозрение, что не все здесь чисто. Маша была девственницей, когда я ее впервые взял. Не могла она сразу же побежать к другому мужику.
Если беременна от меня и скрывала это — прикончу. Ладно, сначала верну ее, обниму, потом прикончу.
От мысли о том, что это может быть мой ребенок прихожу в восторг. Наверное, мне стоило надавить на нее, чтобы правду рассказала, но не смог. Ей нельзя нервничать, а еще я чертовски облажался и провинился перед ней.
Это сложно будет исправить.
Действовать стоит осторожно и неторопясь.
Телефон начинает вибрировать в кармане, я раздражённо вынимаю его и вижу имя своей бывшей жены на экране. Вита. Скидываю вызов, не собираюсь больше с ней иметь дело.
Я не прощу ей того, что она сделала. Ни ей, ни Оле. Я уже мог стать дедом. В тридцать девять лет такая себе перспектива, конечно, но я уже спал и видел как держу крошечного внука или внучку на руках, как выбираю игрушки.
Но что сделала моя дочь и ебнутая бывшая жена?
Аборт.
На поздних сроках.
Я думал, что прикончу их обеих, когда узнал об этом.
И очень пожалел, что позволил Оле улететь к матери.
Думал, что это пойдет ей на пользу. Все же Вита женщина, она пережила почти тоже, что и наша дочь. Только у Виты был я, а у Оли — никого, кроме нас. Родить в двадцать без мужа — это не преступление и не конец света. Так думал я, но мы с Витой разошлись во мнениях.
Она вдолбила Оле в голову, что ребенок испортит ей жизнь. Что нормальный мужик не женится на ней с ребенком от другого. Что у нее столько перспектив в будущем, а рождение ребенка все перечеркнет.
В общем, не знаю что она ей еще там наплела и как уговорила на это — но в итоге ребенка не будет. Зато будут последствия после аборта на тринадцатой неделе беременности.
Две безмозглые курицы.
Теперь пусть гребутся, как хотят.
Если злость к Оле уже остыла, то Вите я никогда не смогу простить то, что она сделала это с нашей дочерью. Я заблокировал все ее карты. Продал недвижимость, которой она пользовалась заграницей. Теперь она живет на съемной квартире в Германии и тянет деньги у меня через Олю, которая осталась с ней.
— Все эти женщины — одно сплошное разочарование, — бормочу я себе под нос. Никита бросает на меня короткий взгляд в зеркало заднего вида, но ничего не говорит. И правильно делает.
Мы едем дальше, и я погружаюсь в свои мысли. Машина плавно катится по дороге, но в моей голове настоящая каша. Маша. Беременная. Возможно, от другого. Но если от меня… Нужно срочно всё выяснить.
Я давно уже осознал, что это была огромная ошибка отпустить ее тогда. Повестись на все эти истерики дочери и свои убеждения, что я не для нее. А теперь, возможно, поздно…
— Никита, не тормози у дома. Сразу в офис поедем, — командую я.
Он молча кивает. Всё равно мне сейчас не до отдыха. Нужно разобраться со всем дерьмом, что навалилось на меня в последнее время.
Телефон снова звонит.
В этот раз Оля.
Я верчу его в здоровой руке, думая принять вызов или нет.
Не лучшее время она выбрала для звонка.
Я сейчас на грани срыва.
— Алло?
— Если я звоню, то это наверное, что-то срочное? Ты так не считаешь, Максим? Или тебе уже плевать на собственную дочь? — вместо голоса дочери слышу истерику Виты.
— Я кладу трубку, Вита, — произношу холодно. Но отключиться не успеваю.
— Погоди, Алмазов. Оля заболела, — я слышу всхлип.
Сердце замирает на долю секунды.
— Что случилось? — мой голос становится резким и напряжённым.
— У неё онкология. Рак, — Вита говорит это тихо, словно боится озвучить вслух. — Максим, нам нужна твоя помощь. Я не смогу справиться с этим одна.
Мир вокруг меня словно останавливается. Рак. Слово, от которого внутри всё сжимается.
— Где вы? — быстро спрашиваю я.
— В больнице. Она сейчас проходит обследование. Максим, прошу, прилетай как можно скорее, — её голос звучит умоляюще.
— Никита, разворачивай машину, — командую я, чувствуя, как внутри меня нарастает беспокойство. — Везём меня в аэропорт. Нужно договориться насчет частного бизнес-джета.
— Хорошо, Максим Николаевич, — Никита мгновенно выполняет команду.
Я кладу трубку и смотрю в окно, пытаясь унять дрожь в руках. Моя дочь больна. Это же не смертельно? Я не могу потерять ее. Только не ее!
Две недели спустя
Маша
Дом человека, который назвал себя моим отцом, похож на особняк из фильма. Почти такой же как у семьи Алмазовых. Не думала, что он настолько богат.
Я здесь третий раз.
Первые два его жена и дочери еще как-то пытались скрыть свою неприязнь под фальшивыми улыбками, но в этот раз не пропускают удобного случая, чтобы задеть меня.
— Когда должна родится малышка? — спрашивает Игорь Вениаминович. Назвать отцом его даже мысленно язык не поворачивается.
Мы сидим за накрытым столом. На обед подали несколько изысканных блюд. Позолоченные вилки, дорогой фарфор, вазы с цветочными композициями — уверенна, Вера Андреевна решила покичиться состоянием их семьи и показать, что я далека от их уровня.
Обстановка за столом напряженная. Мои сестры и их мать постоянно переглядываются. Пялятся на меня, а я на них в ответ.
— Срок поставили на пятнадцатое-восемнадцатое августа. Так что уже немного осталось, — по привычке поглаживаю свой живот и на лице растягивается улыбка.
— Я думал, что первого внука мне подарит Софи, — он переводит взгляд на старшую дочь. — Но ей уже тридцать, а она все в девках ходит, — недовольно произносит он.
— Игорь, ну что ты опять начинаешь? Ты же знаешь сколько времени Софи потратила на то, чтобы получить должное образование. Гарвард, практика в одной из лучших компаний мира, она очень целеустремленная девочка и на парней у нее не было времени.
Перевести это можно так: эта беременная девка за столом — необразованная деревенщина, решившая родить при первом возможном случае, а вот моя девочка — настоящий алмаз. Только и делала, что покоряла лучшие ВУЗы мира.
— К тому же, она очень переборчива в парнях. Это очень важно встретить достойного и надежного человека, который будет соответствовать её уровню, — продолжает Вера Андреевна, бросая на меня презрительный взгляд.
— Папа, сейчас общество совершенно другое. Для женщины главное в жизни — это карьера и саморазвитие, а не рождение детей в юном возрасте, — улыбаясь произносит Софи.
Игорь Вениаминович, как истинный мужчина, совершено не понимает этих завуалированных намеков.
Я сжимаю вилку в руке, стараясь сохранить самообладание. Их подлость и высокомерие пробуждают во мне желание вскочить и уйти, но я сдерживаюсь ради себя.
Я должна наладить контакт с Багровым, чтобы не перебиваться подработками. Я хочу дать своей дочери все самое лучшее. И ее дед может в этом помочь. Необязательно ладить с его семьей, необязательно видится с ним часто, нужно просто немного потерпеть.
— У всех разные взгляды на жизнь, — говорю я, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Я всегда мечтала о семье. Для меня это на первом месте.
— Конечно, каждому своё, — усмехается Вера Андреевна.
Софи и младшая дочь, Марина, переглядываются и хихикают, явно наслаждаясь ситуацией. Мне становится не по себе, но я стараюсь не показывать своих чувств.
— Раз уж речь зашла о семье и детях, я хочу познакомить тебя, Софи, с одним человеком. Он сын моего давнего знакомого. Хороший, умный парень. И очень перспективный.
— Не нужно этого сводничества, пап. К тому же, есть мужчина, которым я уже заинтересованна, — она подмигивает и вытирает губы белоснежной салфеткой.
— Я его знаю? — Игорь Вениаминович в мгновенье становится серьезным.
— Возможно, — Софи держит загадочность до конца. — Он немного старше меня, очень успешен и богат. Он входит в список миллионеров страны. Я считаю, что гены решают все. От такого мужчины должен родится прекрасный ребенок.
Вера Андреевна кивает, соглашаясь с дочерью, и переводит разговор обратно на меня.
— Маша, а как у тебя с финансами? — спрашивает она, на первый взгляд сочувственно, но я чувствую, что она хочет меня унизить. — Ведь одной растить ребенка не просто. У тебя есть работа? Я так поняла, отец ребенка женится на тебе не собирается, но хоть алименты платить будет?
— Вера, прекрати, — шипит на нее Игорь Вениаминович, понимая, насколько это для меня больная тема.
— Я ушла в декретный отпуск, — отвечаю я, стараясь не выдавать своих эмоций. Чувствую, как мои щеки начинают гореть от их язвительных комментариев.
Хотелось бы мне сказать, что отец моего ребенка тоже успешный мужчина. И миллионер вообще-то. Но не могу, несмотря на то, что это правда.
Несмотря на мои опасения и страх, что он все узнает и вернется — Максим снова исчез. Я пришла на следующий день на работу с колотящимся сердцем, а он уже уехал. Растворился, словно его и не было.
Еще несколько дней я была безумно напряжена. Ждала его возвращения. Ведь не мог он так просто уйти, правда? Подозревая, что ребенок его.
Но нет. Ничего не произошло.
Тут в разговор снова вступает Игорь Вениаминович.
— Я собираюсь представить всем Машу на своем юбилее.
За столом сразу же повисает тишина. Марина, Софи и Вера Андреевна переглядываются. Во взгляде — недовольство и паника.
— Игорь, ты не можешь так поступить! Ты хочешь меня опозорить, сообщив всем о своем романе на стороне? Знаешь сколько сил мне потребовалось, чтобы пережить это все и забыть? Я простила тебя, но этого не смогу простить!
— Успокойся! — рявкает Багров. Да так, что даже я на стуле подпрыгиваю.
Но мне нравится его идея.
Мне нравится все, что вызывает недовольство у Веры Андреевны и ее дочерей. Вот такой я плохой человек.
Во мне говорит обида маленькой девочки. Той, которая рослы без отца. Той, которая не могла позволить себе оплатить обучение в университете, чтобы осуществить свою месту. Той, которая сводила концы с концами, когда у нее, как оказалось, был баснословно богатый отец. И две сестры, которые все это время ни в чем не нуждались.
— Игорь, у нас в семье все женщины добивались успеха, — Вера Андреевна быстро берет себя в руки, подавив вспышку гнева. Она действует хитро, не показывая своих прямых намерений. — Софи — успешный юрист, Марина — перспективный врач. Мы все гордимся нашими достижениями. А вот Машенька… ну, в общем, думаю, ей будет непросто, если ты всем сообщишь о ней. Ее будут сравнивать с нашими дочерьми, искать о ней информацию. И тут всплывет то, что ее бросили с ребенком...
Я сжимаю кулаки под столом, стараясь не поддаваться на их провокации. Их слова бьют по мне как ножи, и я понимаю, что больше не могу здесь оставаться.
— Думаю, Вера Андреевна права, Игорь Вениаминович. Мне не нужно лишнее внимание. Я просто хочу получше узнать вас. Все же мы столько лет упустили, — стараюсь, чтобы мой голос звучал искренне и жалобно. — Извините, но мне нужно идти, — говорю я, поднимаясь со стула. — У меня ещё есть дела. Да и ехать до дома с двумя пересадками придется.
Игорь Вениаминович смотрит на меня с удивлением, но не останавливает. Вера Андреевна и её дочери обмениваются довольными взглядами, явно радуясь, что довели меня до такого состояния.
— Спасибо за обед, — говорю я, стараясь держаться достойно. — До свидания.
Я чувствую, как напряжение нарастает, и мне становится всё труднее сдерживать слёзы. Я направляюсь к выходу, стараясь сохранять достоинство.
Багров следует за мной, поэтому я не позволяю себе расплакаться. Его шаги слышны за моей спиной, и я знаю, что он скоро догонит меня. Мы доходим до двери, и он касается моей руки, останавливая меня.
— Маша, я собираюсь купить тебе квартиру в центре города. Тебе рожать скоро, я договорюсь с хорошим врачом. Мне тут посоветовали. Вам с малышкой нужен свой дом. С развитой инфраструктурой и в хорошем районе. Так что не отказывайся. Думаю, у тебя самой не было планов оставаться в Степановке.
Его предложение неожиданное и щедрое.
— Я подумаю.
Разве это не то, чего я хотела? Но совесть тяжело придушить, как и то, что мне не очень хочется принимать что-то от него. Это противоречит моей причине нахождения здесь, но ничего не могу с этим поделать.
— Мой водитель отвезет тебя. Куда ты по электричкам и маршруткам скакать будешь в своем положении? — мягко произносит он.
— А вот от этого не откажусь, — выдавливаю из себя улыбку и иду за ним к машине.
Максим
Когда мы подъезжаем к больнице, я быстро выхожу из машины и направляюсь внутрь. Вита встречает меня в коридоре, её лицо заплакано и бледно. Как впрочем и всю последнюю неделю. Такое ощущение, что мысленно она уже хоронит дочь.
— Где она? — спрашиваю я, подходя ближе.
— В палате, — тихо отвечает она, указывая в сторону. — Она сегодня очень слаба, Максим. Но её моральное состояние ещё хуже.
Я киваю и направляюсь к палате. Войдя внутрь, вижу Олю, лежащую на кровати. Она выглядит хрупкой и беззащитной. Мой взгляд цепляется за её побледневшее лицо и опустившиеся плечи. Она так похудела.
Оля поднимает на меня глаза, и в них я вижу страх.
— Папа… привет, — её голос дрожит.
Я подхожу к ней, беру её за руку и сажусь рядом.
— Всё будет хорошо, Оля. Прогнозы очень оптимистичны, к счастью, болезнь выявили вовремя, так что не волнуйся. Отдыхай и набирайся сил, — произношу я, стараясь придать своему голосу уверенность.
Она кивает, и я вижу, как слёзы скатываются по её щекам. Моя дочь нуждается во мне сейчас больше, чем когда-либо. И я сделаю всё возможное, чтобы помочь ей пройти через это.
Когда Оля засыпает, я осторожно выхожу из палаты, чтобы не разбудить её. Вита ждёт меня в коридоре.
— Нам назначена встреча с доктором, — тихо говорю я, и она кивает.
Мы идём по коридору к кабинету врача. Вита идёт рядом со мной, её руки дрожат. Я не прикасаюсь к ней, не пытаюсь хоть как-то её успокоить.
Мне дочь важна, а не состояние ее матери.
Мы заходим в кабинет, где нас встречает доктор и переводчик.
— Добрый день, — говорит он, приглашая нас сесть. — Я понимаю, что вы очень обеспокоены. Все анализы уже готовы, прогнозы неплохие, — начинает он.
Я чувствую себя беспомощным. В моих руках власть, деньги, связи, но все это оказывается бесполезным. Я никак не могу помочь своей дочери.
— Доктор, мы хотим знать, есть ли методы лечения, которые более эффективны, чем химиотерапия, — говорю я, стараясь держать голос ровным. — Наша дочь слишком молода, чтобы проходить через всё это. Деньги не проблема.
Доктор вздыхает и кивает.
— Понимаю вашу обеспокоенность. Химиотерапия — это стандартный метод лечения, но мы также рассматриваем возможность трансплантации костного мозга. Это может быть более эффективным в долгосрочной перспективе, особенно для молодых пациентов.
— Трансплантация костного мозга? — Вита качает головой, слёзы снова начинают катиться по её щекам. — Мы готовы! Мы заплатим сколько нужно! — эмоционально вскрикивает она и хватает меня за руку, словно я могу отказать.
— У Ольги есть брат или сестра? Вероятность совместимости наиболее высокая у братьев и сестёр, — объясняет доктор.
— Ольга единственный ребенок в семье, — говорит Вита дрожащим голосом.
— Тогда поиск донора может занять время.
Я закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. Задумываюсь.
— Доктор, может ли донором стать ребенок? В смысле, младенец. И может ли это подождать несколько месяцев? — спрашиваю я, чувствуя, как внутри нарастает напряжение.
Медкарта Маши была у меня уже на следующий день. Если бы в тот момент я был в стране, я бы сразу к ней помчал. Потому что срок прямое доказательство того, что ребенок мой. И, да, ни за кого замуж она не выходила. Маленькая лгунья.
Хочется наорать на нее за то, что скрыла от меня свою беременность, но и в тоже время расцеловать. Что сберегла ребенка, не сдалась, не испугалась. Не наделала глупостей.
Никогда не думал о втором ребёнке, но сейчас… Это приводит в восторг и пугает одновременно. Я к их с Машей ногам мир готов положить.
Разговор с Машей пришлось отложить из-за состоянии Оли. Разберусь здесь со всем и к ней рвану.
Доктор смотрит на меня с удивлением.
— Донорами костного мозга становятся с восемнадцати лет. Но… Я полагаю, ребенок еще не родился?
Киваю, подтверждая.
— Что? — раздается возмущенное со стороны. — Алмазов, ты что на стороне ребенка сделал?
Кажется, моя бывшая жена совершенно забыла о том, что она бывшая.
Я поворачиваю голову к ней, окидываю ее мрачным взглядом.
— Тебе какая нахер разница, Вита? Ты сейчас молится должна, чтобы этот ребенок помог выздороветь нашей дочери.
Я взрываюсь. Замечаю как переглядываются переводчик и доктор.
Уже спокойней, но с нажимом говорю Вите:
— Прекрати истерить, ты всего лишь бывшая жена и тебя не должна интересовать моя личная жизнь. Твой долг сейчас — позаботится о своей дочери. И не так, как ты делаешь это обычно.
Потом возвращаю внимание доктору, прошу:
— Продолжайте. Какие у нас есть варианты?
— Можно взять стволовые клетки из пуповинной крови. И параллельно искать донора костного мозга. Возможно вы или ваша жена подойдете. Шанс всегда есть. Мы должны проработать все возможные варианты в короткое время.
Я киваю, понимая, что нужно будет быстро действовать.
— Спасибо, доктор, — говорю я, вставая. — Мы сделаем все возможное для нашей дочери.
Мы выходим из кабинета, и я чувствую, как напряжение между мной и Витой нарастает. Она идет рядом, её лицо бледное, а глаза красные от слез.
— Ты сказал, что у тебя будет ребенок, — начинает она, пытаясь сдержать истерику в голосе. — Кто мать?
— Вита, это сейчас не важно, — отрезаю я, стараясь не дать волю гневу. — Главное, чтобы этот ребенок мог помочь Оле.
— Не важно?! — Вита повышает голос. — Ты серьезно? Нашу дочь спасет ребенок, о котором я ничего не знаю! Кто мать, Максим? И когда ты успел это сделать?
— Это не твое дело, — резко отвечаю я, чувствуя, как гнев нарастает. — Моя личная жизнь тебя не касается.
— Но ведь это касается нашей дочери! — она уже кричит, люди вокруг оглядываются на нас. — Ты думаешь, я могу просто сидеть и молчать, когда узнаю, что у тебя есть еще ребенок? А может у тебя от каждой любовницы по ребенку, а я ничего не знаю?
— Вита, прекрати истерить! — срываюсь я. — У нас есть более важные дела, чем выяснять отношения. Наша дочь болеет, и сейчас нужно думать о ней, а не о твоих беспричинных ревностных драмах.
Она замирает, глаза гневно блестят. Я понимаю, что она ни хера не собирается молчать. Моя личная жизнь ее сейчас интересует гораздо больше, чем состояние дочери.
— Это от той девки, да? Которая прикидывалась подружкой Оли? И которую ты притащил с собой в Италию?
— Не смей ее так называть.
— Значит, от нее. Я оказалась права, — она начинает громко смеяться. — Господи, Алмазов, ты такой наивный. Она же с помощью этого ребенка собирается привязать тебя к себе ради денег. Ты вообще уверен что это твой ребенок?
Я резко останавливаюсь. Хочу схватить ее за горло, прижать в стене и хорошенько стряхнуть, но сдерживаюсь. Здесь слишком много народу.
— Заткнись, — шиплю сквозь зубы. Ее слова выводят меня из себя. Потому что достают изнутри все страхи. — И ни слова об этом Оле. Если для тебя состояние дочери, конечно, важнее, чем бабские склоки.
Вита смотрит на меня с ненавистью, её глаза сверкают от гнева и обиды. Словно я изменил ей с другой бабой.
— Я не позволю, чтобы эта девка разрушила нашу семью! — кричит она. — Ты понимаешь, что она просто использует тебя?
— Вита, о какой семье ты вообще говоришь? — я повышаю голос, стараясь сохранить самообладание. — Наша семья распалась много лет назад, и ты это прекрасно знаешь. Сейчас важно только одно — спасти Олю.
— Ты думаешь, что я этого не хочу? — всхлипывает она, слёзы катятся по её щекам. — Но я не могу просто так закрыть глаза на то, что ты привёл в нашу жизнь эту девку, и теперь она родит тебе ребёнка и ты вообще забьешь на Олю! Забудешь, что у тебя вообще-то есть еще одна дочь!
— Я привёл её в свою жизнь, Вита, а не в твою. — говорю я, стараясь сдержать гнев. — Я прошу тебя понять одно: я сделал для тебя достаточно, теперь ты для меня чужая и тебя не должно ебать с кем я сплю и от кого у меня дети рождаются.
— Я не позволю, чтобы эта девка крутила тобой, Максим. Ты даже не представляешь, во что это выльется!
— Хватит! — резко перебиваю её. — Я не собираюсь слушать твой бред. Тебе следует сосредоточиться на том, что действительно важно — на нашей дочери. А не на моих отношениях или чьих-то планах.
Она умеет вывести из себя. В этот момент я отчетливо понимаю, почему развелся с ней. Терпеть ее истерики — сплошной мазохизм. Мне было проще до поздней ночи оставаться в офисе, чем ехать домой.
— Ты никогда не понимал, что происходит вокруг тебя, — Вита срывается на шепот, но в её голосе всё ещё звучит угроза. — Ты всегда был слепым и глухим к тем, кто действительно заботился о тебе. Я не позволю, чтобы Оля пострадала из-за твоих ошибок.
— Мои ошибки? — я прищуриваюсь, чувствуя, как ярость снова поднимается во мне. — Единственная ошибка, которую я сделал — это позволил тебе так долго влиять на нашу с дочерью жизни. Стоит ли мне напомнить кто именно надоумил ее избавиться от ребенка? — угрожающе нависаю над ней. — Она бы уже родила!
Она сразу же затыкается. Вспоминает, какие последствия были у ее эгоистичного поступка. Я обрезал ее финансирование, оставил ее без ничего. И если она не хочет окончательно лишиться моей поддержки — ей прямо сейчас стоит заткнуться.
И она понимает это.
Потому что о Маше больше ни слова не говорит.
— Пойдем, нам нужно в лабораторию, чтобы проверить подойдет ли кто-то из нас донором, — продолжаю путь коридором, не обращая внимание на то, следует за мной Вита или нет.
Максим
Результаты анализов у нас на руках уже через два дня.
Ни я, ни Вита не можем стать донором для нашей дочери.
Я очень злюсь.
Чувство беспомощности высасывает из меня последние силы.
Несколько раз изо всей силы бью кулаком по стене в номере отеля.
Хочется напиться. Напиться и забыться. Но я не имею право на это. Не тогда, когда моя дочь лежит в больнице с ужасным диагнозом.
Я блять готова все отдать, лишь бы ей не пришлось через это проходить. Я бы с ней местами поменялся. Но это невозможно. Я могу лишь со стороны наблюдать за этим всем.
На пять у нас назначена еще одна встреча с ее лечащим врачом.
Здесь лучшие технологии. Лучшие специалисты. Мне не стоит так беспокоиться, но не могу заставить себя успокоиться. Я блять даже есть спокойно не могу. Как представлю свою девочку в больничной палате, кусок в горло не лезет.
Вита уже под кабинетом доктора. Она рядом с Олей проводит почти все время. В этом упрекнуть ее не могу.
— Он уже пришел? — спрашиваю, останавливаясь рядом с ней.
— Нет, — качает головой, на меня смотрит недовольно, но лишних вопросов не задает. — Сказали подождать минут пятнадцать.
— Хорошо, — опускаюсь на кресло для посетителей, достаю телефон.
Мои люди присматривают за Машей, каждый день отправляют мне отчеты. Где была, что делала, с кем контактировала.
Я удивлен, что она общается со своим отцом. Понятия не имею, как она о нем узнала. Потому что я абсолютно точно уверен, что она даже не собиралась его искать.
Неужели у Багрова спустя столько лет проявился отцовский инстинкт?
Пробегаюсь взглядом по файлу и блокирую телефон.
Доктор появляется ровно через пятнадцать минут и приглашает нас пройти в его кабинет. Мы с Витой устраиваемся в креслах напротив его стола. Я чувствую, как напряжение в комнате нарастает, и понимаю, что от этой встречи зависит будущее нашей дочери.
— Добрый день, — начинает доктор, открывая папку с анализами. — Мы получили результаты всех тестов. К сожалению, ни вы, ни Вита не можете стать донорами костного мозга для Ольги.
Я чувствую, как гнев и беспомощность накрывают меня волной. Я сцепляю руки в замок, стараясь удержать себя в руках.
— Какие наши дальнейшие действия? — спрашиваю я, голос дрожит от напряжения.
Доктор вздыхает и кладет папку на стол.
— Мы начнем искать совместимого донора среди добровольцев, но это может занять много времени. Более эффективным и быстрым будет вариант трансплантации стволовых клеток из пуповинной крови. Это даст нам больше шансов на успешное лечение. Будем надеяться, что они подойдут.
— Хорошо, тогда так и сделаем.
— Вы должны договориться со специализирующейся на этом компании о заборе пуповинной крови при родах.
— Сделаем, — киваю, внимательно слушая его.
— Не получится, — раздается сдавленное рядом.
Я поворачиваю голову к Вите.
— Что не получится? — хмурюсь, не понимая о чем она.
Вита выглядит подавленной. Еще более убитой горем, чем до этого. Словно шансов на спасения дочери не осталось.
— Со стволовыми клетками не получится, — повторяет, прочищая горло, смотрит на меня огромными глазами.
— Ты не поняла, что доктор сказал? Попросить переводчика перевести еще раз? — тяжело взыхаю.
— Не в этом дело, Максим, — она отвечает резко и раздраженно, словно я ее сейчас оскорбил.
— Тогда в чем дело, Вита? Только не нужно втирать о том, что ты не хочешь, чтобы неизвестный ребенок стал донором, — я тоже завожусь, мне достаточно ее вчерашней истерики.
Я блять просто хочу спокойствия. Но в ответ получаю вынос мозга.
Вита молчит. Смотрит на меня и молчит. Это сейчас вина в ее взгляде проскользнула? Или страх?
— Максим, ничего не получится, потому что Оля может быть не твоей дочерью, — из ее глаз брызгают слезы, она громко и некрасиво вхлипывает и прикрывает лицо ладонями.
Я несколько раз моргаю, до меня сейчас плохо доходит информация.
— Что ты только что сказала? — произношу так тихо, что не уверен услышала ли она.
Вита громко рыдает.
— Повтори еще раз! — вскрикиваю, а потом резко поднимаюсь со своего места, хватаю ее за руку и силком выволакиваю из кабинета, оставив там пораженного и ничего не понимающего доктора.
Я нахожу первое попавшееся пустое помещение и заталкиваю туда бывшую жену.
Закрываю за нами дверь.
Она стоит посреди палаты, ее грудь вздымается часто-часто, на лице отражается полное поражение.
Я наступаю на нее, она делает шаг назад и еще один. Пока не упирается спиной в стену.
— Повтори еще раз, что ты сказала. Мне кажется, я не расслышал, — говорю я, чувствуя, как гнев разрывает меня изнутри.
Вита всхлипывает, её глаза полны страха и слёз.
— Максим, я… я не была уверена… — её голос дрожит.
— В чем ты блять не была уверенна, Вита? — рявкаю я, да так, что бывшая жена подпрыгивает на месте. — Объяснись, сейчас же.
Мозг отказывается принимать информацию, которую я только что услышал. Отказывается анализировать и стоить гипотезы.
Я ухожу в отрицание и отказываюсь даже допускать, что… что Оля не моя дочь.
Как это вообще возможно?
— Все случилось слишком быстро и неожиданно, Максим. Я перед этим с другим парнем встречалась. За пару дней до того как мы… на той вечеринке, — объясняет сбивчиво, всхлипывая. — Я не была уверена, кто отец на сто процентов. Подсчитала, что скорее всего ты, но… вероятность существует ведь всегда… что…
— Ты подсчитала? Подсчитала или решила, что я буду более выгодной партией, если на меня повесить свою беременность? — взрываюсь я.
Вот это блять откровения. Двадцать лет спустя.
Пиздец.
У меня просто нет слов.
Я двадцать лет воспитывал, любил и лелеял дочь, а она может мне и не дочь.
Ну, просто зашибись какой поворот событий.
— Прости, Максим, — она цепляется за рукав моей рубашки. — Скорее всего это ты, но мы не можем так рисковать сейчас… существует ведь вероятность…
— Вероятность? Ты об этой вероятности должна была сразу сказать! Ты вообще понимаешь, как я сейчас чувствую себя, Вита? Я блять больше детей не планировал заводить, мне достаточно было того, что у меня Оля есть. Но получается, что я мог сдохнуть и никого после себя не оставить?
Вита всхлипывает, её лицо побелело от страха и чувства вины.
— Максим, я… я не знала, как тебе сказать. Ты бы меня бросил, если бы узнал правду. А я боялась потерять тебя. Я думала, что делаю лучше для всех нас. Я же так тебя любила, Максим. Это все ради нас было…
— Лучшe? Ты думала о себе, Вита. Ты боялась упустить комфортную жизнь. Ты даже не думала о том, что случится, если правда всплывёт, — я не могу удержаться от крика.
Я чувствую, как злость кипит внутри меня. Я резко разворачиваюсь и ударяю кулаком по стене. Боль в руке помогает немного остудить гнев, но ненадолго.
— Ты понимаешь, что вообще натворила, Вита? — шепчу я, чувствуя, как голос срывается от ярости и боли. — А если бы семья того пацана была богаче и влиятельней моей, ты бы к нему первому пошла? Я прав?
Вита рыдает, её плечи содрогаются от плача. Она выглядит совершенно разбитой, но меня это не волнует. Я блять сейчас готов ее задушить собственными руками.
Я тру глаза, меня потряхивает, я себя абсолютно не контролирую.
Все катится в глубокую яму с дерьмом. Вся моя жизнь.
— Прости меня, Максим, прошу. Я сейчас готова сделать всё, чтобы помочь нашей дочери.
— Нашей дочери? — я усмехаюсь, чувствуя, как злость переполняет меня.
Я делаю несколько глубоких вдохов, стараясь справиться с эмоциями. Мне нужно подумать, как действовать дальше.
— Максим, пожалуйста, — Вита снова цепляется за меня, её глаза полны слёз. — Не бросай нас сейчас. Я сделала ошибку, но Оля здесь ни причем. Если ты нас сейчас бросишь, она умрет.
— Заткнись, Вита, — говорю я холодно, отцепляя ее от себя. — Я не ублюдок, чтобы оставить Олю в таком положении. В конце концов это я растил ее двадцать лет. Но мы сделаем тест на отцовство. И, думаю, мне не стоит говорить тебе о том, что будет, если окажется, что ты подкинула мне чужого ребенка.
Я выхожу из палаты, громко хлопая дверью.
Мне нужно на свежий воздух.
Прямо сейчас.
